Ограды не должны портить вид домов.
Тяга наших сограждан к возведению глухих трехметровой высоты монументальных оград в частных поселках хорошо известна. Из-за нее поиски адресата (не всегда успешные) могут превратиться в путешествие по бесконечному замысловатому лабиринту.
В то же время нельзя не признать, что забор — это не атавизм, а необходимость. В начале времен он был необходимой константой бытия, потому что гарантировал жизнь и относительную безопасность от диких зверей и недружелюбных соседей. Цивилизация развивалась, жизнь становилась безопаснее, и со временем в ограждениях стала цениться красота, а наличие денег демонстрировалось уже не столько мощью и высотой крепостных стен, сколько архитектурной привлекательностью дворцов и вилл. Сплошные заборы на дачах и загородных домах у российской знати до революции уже практически отсутствовали, так как считалось, что они скрывают архитектурную красоту зданий и прилежащих к ним парков. Возведение заборов считалось моветоном, приемлемы были лишь решетки и живые изгороди.
В советское время в строительстве заборов стал применяться железобетон, который в сочетании с новыми технологиями дает значительную экономию и повышает потребительские свойства ограждений. В СССР производством бетонных заборов занимались только государственные комбинаты. Они выпускали громоздкие изделия, пригодные лишь для ограждения крупных предприятий и промзон.
Один из самых популярных в СССР и России видов бетонного забора — «с ромбиками» — был спроектирован московским архитектором Борисом Лахманом. Сейчас он уже гражданин США, и к популярности в России своего детища относится с недоумением.
«Я сделал три эскиза… Выбрали самый простой», — сказал Борис Лахман в интервью журналу Esquire. — За дизайн я получил на ВДНХ бронзовую медаль. Это единственное, что у меня осталось от той истории… Этот забор — не самое великое, что я сделал. И то, что им завалили буквально всю страну, мне не очень понятно».
Александр КУЗЬМИН, народный архитектор России, генеральный директор АО «НИЦ «Строительство», президент РААСН:
«Вспоминаю самый страшный день своего детства: я пошел гулять во двор… А двора нет. На его месте совершенно непонятное мне пространство: один дом за другим, еще и еще, а дальше — железная дорога. Я никогда не прощу Хрущёву то, что он сделал с заборами в Москве. Мы потеряли свое — ту территорию, за которую были ответственны, которую охраняли от чужих мальчишек, где спокойно гуляли наши девчонки и родители не боялись выпускать малышей.
Вся Европа в табличках «Private» перед входом в дома. Так вот наш «приват» — это забор. Другое дело, что такое забор. Это может быть непроницаемая шестиметровая стена на Рублевке вокруг участка, а может — планировочное решение. Самое хорошее такое решение — двор. А забор может быть сделан из красивого кустарника, как в Европе.
Главное — сохранение общезначимой территории, которая позволяет спокойно пересечь квартал. Мне очень нравится, как это устроено в Париже. В районе Булонского леса есть жилой квартал для среднего класса. Территория возле каждого домика благоустроена жителями, обсажена розами, и туда даже нет желания зайти — ты понимаешь, что это чужое. При этом домики окружены невысоким забором с калиткой. Если она открыта, ты можешь пройти через этот двор, если нет, то хозяева заняты.
Наша беда в том, что последние десятилетия мы все проектировали как общественные пространства: вся микрорайонная планировка рассчитана на то, что она общая, для того, чтобы могли проехать скорая помощь, пожарная машина. С одной стороны, это правильно, но с другой — этим все пользуются. Наш менталитет таков, что, если можно проехать на машине через чужой двор и срезать угол, мы обязательно так и сделаем. Это все наша культура, точнее, бескультурье — отношение к чужой собственности, которой не было много лет. Вот и ставят шлагбаумы, перекрывают дворы. Такая необходимость. Конечно, уродливо получается, когда без проекта начинают делить территорию. Если же мы сразу будем проектировать микрорайон или то или иное пространство по принципу «мое, наше и общественное», как, например, во Франции, то и никакихвопросов не будет».
Светлана МОРОЗЮК, доктор психологических наук, доцент, заведующая кафедрой психологии Московского педагогического государственного университета:
«Детство, прошедшее в коммунальной квартире, в которой слышен каждый вздох соседей, в которой ты как в аквариуме, способствовало зарождению непреодолимого желания закрыться, защитить себя, свой мир от вторжения посторонних. Начиная с 90-х годов, у наших граждан появилась реальная возможность построить свой дом-мечту, дом-замок. Но в 90-е это было не безопасно. И тогда появились дома-крепости с высокими заборами.
Справедливости ради надо заметить, что идея высоких заборов пришла из другой культуры, из той, в которой существуют традиции родовой, кровной мести. В 90-е произошла встреча потребности в безопасности российских граждан с архитектурной идеей восточного типа. Русской же культуре не свойственно прятать свой дом за высокими каменными стенами. В русских селениях, как правило, окна светлицы дома выходили на главную улицу.
Души многих русских людей в последнее столетие подверглись огромному испытанию. Потеряв свою национальную идентичность — открытость, доверчивость, гостеприимность, мы выставили заборы не только вокруг своего дома-крепости, но и в душе. Хотя трехметровый забор — это лишь иллюзия безопасности, он демонстрирует страх владельца дома. Если первоначально этот страх руководил выбором концепции безопасного дома, то в дальнейшем это стало архитектурной модой. Сегодня будущий владелец дома уже лишен возможности выбора — если свой дом, то обязательно высокий забор. Одно дело, когда ты пленник своего страха, и совсем другое, когда тобой руководят мода и неписаные правила.
Диалог культур — это хорошо, однако плохо и опасно для национальной, народной идентичности, когда идет подмена одной культуры другой».