Из личного архива Владимира Ресина
21 февраля Владимиру РЕСИНУ исполняется 86 лет. Накануне дня рождения «гигант строительного дела» дал «Стройгазете» эксклюзивное интервью.
«СГ»: Владимир Иосифович, не каждый может 60 лет продержаться на стройке — работа тяжелая, нервная, особенно когда вводные объекты посещают руководители государства. Вам часто приходилось встречать высокое начальство?
Владимир Ресин: Довольно часто. Мы же все-таки в столице строим. А Москва у нас традиционно проверяет на себе все передовое. Именно в столице обкатываются пилотные проекты, а власти страны смотрят, какие из них следует распространить на всю Россию. Взять хотя бы «хрущевки» — для решения квартирного вопроса их обкатали сначала на Москве, а потом принялись массово строить по другим городам и весям.
Несмотря на смену политической формации в нашей стране, этот принцип жив и сегодня. Сначала, в середине 90-х, разработали программу волнового переселения москвичей в новые дома из выбранных под снос «хрущевок». И с 1999 года программа сноса пятиэтажек первого периода отечественного домостроения стартовала полным ходом. 3а 10 лет снесли 1308 домов. Кризис 2008 года затормозил масштабные темпы и сдвинул сроки окончания программы. Но уже в 2018-м город запустил более масштабную программу замены отживших пятиэтажек на комфортное жилье, отвечающее всем современным стандартам жилищного строительства. Очередь под снос пришла 5175 морально и физически устаревшим хрущевским пятиэтажкам, каких в Москве еще достаточно. И теперь федеральные власти, видя все плюсы этой программы, учитывая особенности менее крупных городов России, готовятся применить удачные подходы и решения для других регионов.
«CГ»: Вспомните какие-либо примеры вашего личного общения с сильными мира сего...
В.Р.: Что касается личного общения, то было, конечно, и оно. Хрущева не застал, пришел в столичный Трест горнопроходческих работ после его отстранения от должности главы государства. С Леонидом Брежневым встречался, в том числе, когда он с членами Политбюро ЦК КПСС посещал Олимпийскую деревню, к строительству которой, как и прочих объектов Олимпиады-80, я имел отношение — курировал стройку в качестве первого заместителя начальника Главмосинжстроя при Мосгорисполкоме. Мы с женой Мартой дружили потом с его дочерью Галиной Брежневой и зятем Юрием Чурбановым.
Выпало мне довольно близко общаться и с Ельциным. Причем мое знакомство с Борисом Николаевичем произошло при драматических обстоятельствах, моя карьера чуть было не закончилась. Ельцин, когда еще был заведующим строительным отделом ЦК, не хотел меня утверждать в новой должности по формальному предлогу — нарушению ряда процедурных моментов, соблюдаемых при выдвижении руководящих кадров. А фактически это был конфликт Виктора Васильевича Гришина, тогда первого секретаря Московского горкома КПСС, и Бориса Николаевича. Но все-таки принять меня Ельцин согласился, выделив 10 минут, — больше для того, чтобы посмотреть, за кого бьется Гришин.
Наша беседа вместо намеченных десяти минут длилась час. Мне было, о чем рассказать и что ответить. «Да, не думал, что Москва так опережает Союз в инженерных работах. Они соответствуют мировому уровню», — сказал Борис Николаевич в конце беседы. И заключил: «Мы тебя согласовываем! Я к тебе приеду».
Приехал через две недели. Поездка наша по Москве началась в восемь утра, закончилась в десять вечера. Ельцин поразил любознательностью, знанием строительства, желанием все увидеть и услышать. Мы проехали в его большом черном «ЗИЛе» по многим районам и объектам, побывали на стройплощадках, заводах, в гараже, спускались в тоннели, подробно осмотрели, как строится многоярусная подземная стоянка автомашин у ВДНХ. Она сооружалась новым тогда для нас методом «стена в грунте». Спустя десять лет, когда уже Ельцин возглавил страну, таким методом мы с его благословения соорудили подземный комплекс «Охотный ряд» у Кремля. Ельцин ни один знаковый столичный объект не пропускал — принимал лично. Например, под его неусыпным контролем было возведение Мемориального комплекса на Поклонной горе.
Второй раз меня утверждать в должности не хотел — причем по политическим соображениям — Гавриил Харитонович Попов, первый мэр Москвы. А когда мы с ним пересеклись, возвращаясь из одной зарубежной командировки, в самолете и разговорились, он свое мнение поменял. Сказал, что политика политикой, а такие профессионалы, как Ресин, мне нужны. Ну и потом работал под его руководством.
Большой театр после реконструкции и реставрации мы сдавали Дмитрию Анатольевичу Медведеву. Правительству Москвы и столичным строителям пришлось подключаться к работам, которые выполнял другой генподрядчик, и фактически проводить операцию по спасению уникального объекта культурного наследия: здание Большого театра могло просто обрушиться в вырытый под ним котлован 20-метровой глубины. Мы с Лужковым с опорой на лучших московских специалистов, строителей и реставраторов приняли экстренные меры, чтобы сохранить памятник культурного наследия, одну из главных визиток страны. Более того, Большой театр приобрел дополнительные площади, репетиционные залы и сцену-трансформер в построенных подземных этажах. Посещал Дмитрий Анатольевич и кронштадтский Ставропигиальный Никольский Морской собор, реставрацией которого мы занимались к столетию его возведения.
Показывали мы с Юрием Михайловичем Лужковым в свое время и новый экспериментальный район Куркино Владимиру Владимировичу Путину. Это был, по сути, пилотный проект комплексного подхода в строительстве в отдельно взятом районе Москвы. Спустя несколько лет этот подход стал основой градостроительной политики столицы.
«СГ»: Сегодня весь мир смотрит спортивные баталии зимней Олимпиады в Пекине. Грандиозные объекты возведены в Китае. В нашей стране Олимпиаду принимали дважды — в Москве в 1980 году и в Сочи в 2014-м. К строительству объектов для первой вы имели самое непосредственное отношение…
В.Р.: В Главмосинжстрой моя трудовая книжка попала в мае 1974 года, в том же году Международный олимпийский комитет объявил Москву столицей Олимпиады 1980 года. Таким образом, придавалось ускорение реализации Генерального плана развития города. Появилась возможность создать по всем олимпийским видам спорта первоклассные сооружения, которыми прежде мы не располагали. Игры вызывали необходимость модернизировать практически всю городскую инфраструктуру: построить гостиницы, международный аэропорт, международный почтамт.
Чтобы провести крупнейшие в мире спортивные состязания, городу пришлось реконструировать Лужники, Большую арену. Перекрыли крышей Малую арену — и она стала еще одним дворцом спорта. На территории стадиона появился универсальный зал «Дружба».
Пришли рабочие Главмосинжстроя на стадион «Динамо», стадион Юных пионеров, в спортивный комплекс ЦСКА — на Ленинградском проспекте сформировался еще один общегородской центр спорта с дворцами, легкоатлетическими и футбольным манежами, водным бассейном. Недостроенный с довоенных лет, на то время крупнейший в мире, стадион имени Сталина в Измайлове стал спортбазой Института физкультуры.
Москва впервые по примеру других городов Европы и Америки заполучила крытый стадион «Олимпийский» на 45 тыс. зрителей. Его арена перегораживалась подвижной стеной, которая при необходимости трансформировала единое пространство в два крупных зала. А рядом с ним построили водный бассейн с трибунами на 12 тыс. зрителей. Так в северной части города, на проспекте Мира, был создан новый спортивный кластер. Параллельно проложили Олимпийский проспект, магистраль вела от Самотечной площади к крытому стадиону и водному бассейну на проспекте Мира. Расширили Садовое кольцо в районе Садовой-Каретной и Каляевской улиц, реконструировали Ярославское шоссе и Ленинградский проспект — основные олимпийские трассы.
Впервые у Москвы появились гребной канал, кольцевая велотрасса длиной 13 км. В Битце возникла конноспортивная база, для соревнований по конному кроссу мы проложили трассу в 32 км. На Мичуринском проспекте выросла Олимпийская деревня, строительство которой осматривал Брежнев — мы фактически построили еще один хороший жилой район на Юго-Западе.
В Олимпийской программе числилось в общей сложности 70 объектов, в том числе такие крупные, как телерадиокомплекс в Останкино. В основном олимпийские объекты размещались за пределами Садового кольца. Лишь один из них — пресс-центр Олимпиады — украсил город на Зубовском бульваре, рядом с Провиантскими складами, памятником архитектуры конца ХVIII века. После Игр здесь разместилось информационное Агентство печати «Новости». Международный почтамт связисты расположили на Варшавском шоссе, вдали от центра. В Шереметьево Москва впервые получила международный аэропорт.
Все здания проектировались московскими архитекторами, строились из отечественных материалов руками советских строителей, в основном столичных. Нашим архитекторам представилась возможность после долгого перерыва проявить себя, создать здания, дворцы и гостиницы, которые украсили город. Крупные арены потребовали от инженеров современных смелых решений — и они дали их. Тонким стальным листом без единой опоры перекрыта арена крытого стадиона площадью 32 тыс. кв. метров. Самое тонкое мембранное покрытие из нержавеющей стали толщиной всего в 2 мм смонтировано над залом дворца «Измайлово».
Всеми этими олимпийскими объектами занимался и наш Главмосинжстрой. Мне пришлось курировать эту сферу деятельности главка. С тех пор по сей день провожу по субботним дням оперативные совещания, объезды строек.
Надо сказать, что строительная машина, раскрученная в свое время Хрущевым, работала четко и слаженно при Брежневе.
«СГ»: К Хрущеву как исторической личности отношение неоднозначное — кукуруза, «кузькина мать», те же «хрущобы». Но строителям, пожалуй, есть за что его уважать...
В.Р.: Верно. Какой бы одиозной политической фигурой Никита Сергеевич ни казался, строителей он ценил и Москву отстроил крепко. Хрущев вообще считал, что во главе городской исполнительной власти непременно должен стоять строитель. Ставленником Никиты Сергеевича был крупный строитель военных, военно-морских, химических предприятий Николай Александрович Дыгай, бывший министр строительства СССР. До перехода на работу в Москву он в ранге министра возглавлял Комиссию Совмина СССР по капитальным вложениям. А затем Дыгая на этом посту сменил Владимир Федорович Промыслов. В роли секретаря МГК он занимался строительством и учился заочно в Московском строительном институте, МИСИ. Именно Промыслова Хрущев назначил первым начальником Главмосстроя — и был им очень доволен.
Я напомню: при каждом новом генеральном секретаре компартии помимо программы КПСС разрабатывался и очередной Генплан для Москвы. Был такой у Сталина, был и у Хрущева — любителя строить. Кстати, на сталинский план реконструкции 1935 года он не особенно ориентировался, ломать всю Москву, как его предшественник, не собирался. Сокрушить все подряд до основания позволил только на Новом Арбате. Из центра Москвы весь стройкомплекс переориентировал в другом направлении — на окраины. Это еще одна особенность начатой при нем политики в области развития города.
С именем Хрущева нельзя связывать только «хрущобы», да и Лужники были не единственным проектом национального масштаба, повлиявшим на многие сооружения страны. Назову еще три проекта, каждый из которых стал вехой в градостроительстве.
Вот, например, Дворец съездов. Вместо утопического Дворца Советов с Большим залом на 20 тыс. зрителей, библиотекой в голове статуи Ленина и прочих фантастических затей Хрущев дал архитекторам задание вполне реальное. Строители всего за 16 месяцев, точно в установленный срок, воздвигли громадное здание объемом 400 тыс. кубов. В нем помимо главного зала еще 800 помещений, в том числе банкетный зал.
Хрущев не вмешивался в замысел архитекторов и не гнался за грошовой экономией. Не будь его, вряд ли бы у нас появилась Останкинская башня: он поддержал проект. Внутри бетонного стакана натянуты стальные тросы, придающие конструкции прочность, способность противостоять любым ураганам. Полукилометровая башня внутри заполнена аппаратными залами, в ней же находится ресторан «Седьмое небо» с вращающимся полом. И этот замысел реализован без помощи иностранцев, силами московских строителей. Осенью 1967 года с башни начало вещание Центральное телевидение. Эти передачи Хрущев наблюдал уже дома как пенсионер союзного значения.
Ну и конечно, на полувековой юбилей советской власти воплотили в жизнь самый крупный проект Хрущева, повлиявший на центр Москвы, — Новый Арбат. Проект стоил 250 млн рублей, на него выделили деньги, материалы и рабочую силу.
«СГ»: Вы в свое время говорили, что пятиэтажки первого периода отечественного домостроения были позаимствованы у французов — архитектурно-строительной фирмы Камю. Правда, у нас эти дома эконом-класса еще упростили и удешевили их производство. А были ли еще примеры неудачного следования западным образцам?
В.Р.: Самый неудачный пример рабского следования моде был на Тверской до 2002 года — 22-этажная коробка гостиницы «Интурист», облицованная черным стеклом, «гнилой зуб» (по меткому определению Лужкова). Она нарушала строй зданий главной улицы, закрывала вид с Тверского холма на Кремль и вызывала бурную реакцию общественности, возмущенной американизацией Москвы.
Тогда московские художники во главе с Ильей Глазуновым начали бомбардировать письмами ЦК партии, правительство. Брежнев и Косыгин поддержали столичных мастеров — с тех пор высотное строительство в центре полностью прекратилось. Задуманное 38-этажное административное здание на Новом Арбате для Министерства внешней торговли осталось на бумаге, как и другие подобные проекты, разрабатывавшиеся до прихода Брежнева к власти. Единственным удачным примером высотного домостроения 60-х годов можно назвать здание СЭВ на Новом Арбате.
Что касается панельного домостроения, то вы правы, все пошло с Раймона Камю, правда, это не было рабским следованием моде. Скорее, перенятым опытом с вынужденным упрощением проектов, огромная страна нуждалась в недорогом и качественном жилье. Первые бескаркасные панельные дома имели всего пять этажей, потом — 9, 12… На проспекте Мира в виде эксперимента появился 17-этажный панельный дом, точно такой же, как на Смоленском бульваре. И как апофеоз — 25-этажка, «дом на ножках», как ее окрестили москвичи.
Так следовали генеральной линии Хрущева — вытеснить кирпич, перейти на панели и решить главную социальную задачу — соорудить как можно больше жилья для народа. Побочные явления — стирались индивидуальные черты столицы, районы становились похожими друг на друга. И этот процесс пошел по всему Советскому Союзу. В районах массовой застройки становились возможными курьезные происшествия, одно из которых стало сюжетом фильма «Ирония судьбы».
Даже в арбатских переулках, застроенных особняками в стиле ампир, строили коробки. На Большой Якиманке сломали особняк Литературного музея. На месте маленьких строений, типичных для Замоскворечья ХIХ века, появился девятиэтажный протяженный панельный дом. В нем я в 35 лет впервые получил квартиру в 45 «квадратов» как начальник стройуправления.
«СГ»: Лицо любого города все-таки определяется наличием уникальных объектов. Как найти баланс между необходимостью массового жилищного строительства для решения «квартирного вопроса» и индивидуальным обликом наших городов?
В.Р.: Вы правы: каждый руководитель города, тем более страны, старается оставить свой след в истории в виде возведенных строителями сооружений. А Москва как столица страны — всегда первая по числу такого наследия.
При Брежневе, кстати, был наложен запрет на строительство уникальных объектов, без которых столица не может развиваться. Без разрешения правительства СССР Москва не могла построить ни театр, ни дворец спорта, даже крупный кинотеатр, если их стоимость превышала 3 млн рублей. Более того, даже программа строительства необходимых для Москвы крупных инженерных сооружений была заморожена. Началась напряженная гонка вооружений — где было взять миллионы на тоннели и эстакады, хорды и центры планировочных зон? В первую очередь прекратили реконструкцию Садового кольца, площадей кольца «Б». «Развязки» признали дорогими, необязательными. Поэтому даже сейчас проходится устранять перекосы 50-летней давности.
Но при Брежневе Москва продолжала строить жилье и наращивать этажи. С конвейеров домостроительных комбинатов сняли «хрущобы», их больше не тиражировали. Последовал запрет на возведение пятиэтажных домов, новые кварталы застраивались 9-, 12-, 16-, 22-этажными зданиями. Центр тяжести строительства с Юго-Запада перемещался в другие районы в пределах МКАД.
В 1965-1970-е годы город наращивал по 5,3 млн кв. метров жилой площади ежегодно. В следующей пятилетке эта цифра начала уменьшаться — страна втянулась в изнурительную гонку вооружений. К концу правления Брежнева и сменявших его генеральных секретарей город строил по 3 млн «квадратов». А когда к власти пришел Михаил Сергеевич Горбачев, эта стабильная цифра начала убывать и в 1989 году достигла минимума — 2,7 млн кв. метров, став вдвое меньше, чем за двадцать лет до того. Но даже при этом в Советском Союзе с конца 1950-х и до конца 1980-х ежегодно улучшали жилищные условия 10-12 млн человек.
В 90-е годы и до сегодняшнего дня наша страна, а с ней и Москва, пережили не один мировой финансовый кризис, а теперь и не одну волну пандемии. Но жилищную проблему при этом продолжаем решать. Прошлый год в Москве стал рекордным по вводу жилья — около 7,5 млн «квадратов». Во многом это заслуга команды руководства страны, столицы, применения современных технологий, долгосрочной стратегии властей на комплексное развитие территорий и поддержку жилищного строительства вместе со всей необходимой инфраструктурой в каждом регионе страны.
«Каждый руководитель города, государства старается оставить свой след в истории в виде возведенных строителями сооружений. А Москва как столица страны — всегда первая по числу такого наследия»
Номер публикации: №06 18.02.2022