Почему промзоны Северной столицы — это территории больших возможностей

«СГ»: Маргарита Сергеевна, какую роль в выборе профессии архитектора сыграла знаменитая фамилия Штиглиц?

Маргарита Штиглиц: Специальность архитектора я выбрала под влиянием отца. Сергей Леонидович Штиглиц прекрасно рисовал, в детстве мечтал стать архитектором и передал свою мечту по наследству. В профессиональный круг общения отца, начальника экспериментальной мастерской «Русских самоцветов», входили выдающиеся ленинградские художники и архитекторы, работавшие в области дизайна, принимавшие участие в оформлении первых станций метрополитена. Был рядом со мной и другой пример для подражания — родной дядя, известный архитектор Валерьян Кирхоглани, автор Московского парка Победы. Я училась в художественной школе при Мухинском училище, после ее окончания поступила в Ленинградский инженерно-строительный институт (ныне Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет). Люди, дома, обстоятельства — все помогало мне найти себя и почувствовать сопричастность к великой фамилии.

Имя Маргарита мне дала моя бабушка, и мне казалось это сочетание имени и фамилии удачным, я воспринимала его как некую константу, и даже при своих двух замужествах оставила фамилию, хотя отец советовал при первой же возможности сменить ее на любую, пусть даже неблагозвучную. Понять его можно: Сергей Леонидович Штиглиц прожил короткую, но (как у многих из его поколения) трудную жизнь — рано потерял отца и вынужден был работать с 13 лет, помогая матери растить своих младших братьев и сестер. К счастью, он избежал репрессий, но из-за фамилии его исключали из комсомола, увольняли с любимой работы, правда, ненадолго. Он был хорошим специалистом, талантливым инженером, изобретателем.

«СГ»: А когда появился интерес к промышленной архитектуре?

М.Ш.: Одна из моих первых работ уже была связана с этой темой — мне предстояло выполнить проект склада хлопка на территории прядильно-ниточного Комбината им. С.М. Кирова на Синопской набережной Невы в Ленинграде. Решая задачу вписать здание склада в окружающую историческую среду, я была поражена брутальной экспрессией и живописностью силуэта мощных кирпичных зданий, доминирующих в панораме Невы. Я тогда еще не знала, что фабрики принадлежали человеку с фамилией, которую носила и я, — барону Александру Людвиговичу Штиглицу. Наверное, с того момента стали оформляться основные направления моей деятельности. Первое — изучение и охрана промышленного зодчества Петербурга — Петрограда — Ленинграда. Второе — интерес к представителям фамилии Штиглиц и их роли в культурной и промышленной жизни России. Позднее в круг моих занятий вошла архитектура периода авангарда. «СГ»: Как бы вы охарактеризовали ситуацию с охраной таких памятников? М.Ш.: Санкт-Петербург с самого основания развивался как ведущий промышленный центр. По уникальным образцам индустриальной архитектуры можно проследить историю развития промышленности России. Эти здания до сих пор напоминают нам о времени, когда начавшаяся в Европе промышленная революция постепенно переместилась к нам. И в Петербург «хлынул» поток передовых инженеров и предпринимателей из-за рубежа. При строительстве заводских корпусов применялись оригинальные конструкции и передовые инженерные решения. За оградами и лицевыми корпусами до сих пор простираются огромные территории с самой разнообразной застройкой, искусственными бассейнами и каналами, подъемными кранами и эстакадами. Почти каждое предприятие представляло собой «город в городе», непохожий на других и известный лишь тем, кто здесь трудился. В 1990-е годы, когда в городском Комитете по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры (КГИОП) был создан отдел промархитектуры, я стала его руководителем. Мы с коллегами проводили тотальное обследование и постановку на учет исторической промышленной застройки, всего было поставлено под государственную охрану около 200 промобъектов и более 50 памятников архитектуры ленинградского авангарда. Стоит подчеркнуть, что когда эксперты ЮНЕСКО знакомились с петербургской средой, они отметили, что во всем мире существует тенденция по включению старых индустриальных зданий, памятников конструктивизма в список объектов Всемирного наследия, и сделали акцент на то, что Петербург обладает ценнейшей промышленной застройкой, удивившись, почему она не сохраняется.

«СГ»: С тех пор что-то изменилось?

М.Ш.: Вопрос сложный, однозначного ответа на него нет. Например, мы уже несколько лет ведем разговор о том, что Петербургу необходимо создать стратегию приспособления памятников промархитектуры под современные функции, но ее до сих пор нет, хотя этот шаг пошел бы на пользу городу и этим зданиям. Мы ведь не предлагаем охранять все подряд, но нужно понимание, что территории бывших промзон — это территории больших возможностей для преобразований. Кроме того, имея такую стратегию, инвестор получит представление и о собственниках этих объектов. Ведь почему задерживается освоение территории «Красного треугольника»? Да потому, что там неоднозначный правовой статус объектов, расположенных на его территории: часть зданий находится в долевой собственности, часть на балансе города, еще часть в собственности или аренде малых предприятий. И если заниматься реновацией этой территории, то придется договариваться сразу со всеми владельцами. На мой взгляд, пока обстоятельства складываются так, что инвесторам это не всегда интересно. Конечно, одних предпринимателей винить в том, что они не занимаются реноваций памятников промышленной архитектуры, нельзя, власти города тоже должны прилагать усилия и создавать для капитала какие-то преференции, предоставлять налоговые льготы. Необходим ряд мероприятий, побуждающих сохранить, а не уничтожить памятники. А пока инвестор не видит в этом никакой выгоды, проводить с ним воспитательную работу бесполезно. И, конечно, Петербургу необходима стратегия приспособления промышленных зданий, позволяющая включить такие памятники в новую жизнь. Следует признать, что пробуждение интереса к промышленной архитектуре прошлого и осознание ее материальной ценности в Северной столице уже началось, на карте города появились бережно отреставрированные и перепрофилированные промздания, которыми можно гордиться.

«СГ»: Можете привести примеры?

М.Ш.: Пока список удачных примеров подобной «конверсии» не так велик, среди них — Музей «Мир воды» в водонапорной башне Главной водопроводной станции, культурный парк на острове «Новая Голландия», арт-центр «Ткачи» в стенах Новой бумагопрядильной мануфактуры, «Планетарий №1», разместившийся в бывшем газгольдере, креативное пространство «Севкабель», деловой центр «Эриксон», «Обводный двор».

К сожалению, гораздо большее число насчитывает список утраченных памятников, которые не дождались приспособления и элементарных предаварийных мероприятий. Среди них комплекс построек заводов «Вулкан» и «Лесснер», строения Охтинской бумагопрядильной мануфактуры, канатной фабрики Эдварса, пакгаузы Варшавского вокзала, Варочный цех пивоваренного завода «Вена», значительная часть построек пивоваренного завода «Бавария». Один из последних «тревожных» адресов — мясокомбинат им. С.М. Кирова: его территория сегодня застроена жилыми домами, а ядро заводского ансамбля, являющегося памятником конструктивизма архитектора Н.А. Троцкого, стоит на прежнем месте. И его состояние вызывает тревогу.

Драматизм нынешней ситуации заключается в том, что помимо потери отдельных памятников на карте Петербурга наблюдаются и заметные изменения ландшафтной среды, нарушаются визуальные взаимосвязи и масштаб пространств, искажаются видовые панорамы и перспективы, то есть те особенности, которые в первую очередь и составляют неповторимый облик Северной столицы. Пример — разрушен открыточный вид Выборгской набережной, в недавнем прошлом одного из красивейших мест города. Среди разных частей и уголков старого Петербурга, окрашенных индивидуальным колоритом и примечательных памятью места, эта набережная выделялась своеобразной экспрессией промышленного пейзажа, однако сегодня он снивелирован упрощенными геометрическими формами новой застройки. Снижена и выразительность панорамы Синопской набережной с доминирующим комплексом Невской бумагопрядильной мануфактуры. Когда-то эту композицию дополняли три заводские трубы с лиричными названиями «Вера», «Надежда», «Любовь». Первой в конце 2008 года разобрали «Веру», потом снесли «Надежду», а затем и «Любовь». А ведь это были уникальные инженерно-технические сооружения со своеобразной кирпичной кладкой, силуэтом и декором, трубы служили и неким социальным символом этого предприятия.

Впрочем, в Петербурге, несмотря на ощутимые потери, сохранилось еще немало ценных памятников промышленной архитектуры, формирующих неповторимую историческую среду города. Остается надеяться, что те невосполнимые потери, что мы понесли в предыдущие годы, научили нас беречь эту ценную часть горсреды, которая по своей красоте и изяществу, на мой взгляд, нисколько не уступает дворцовым ансамблям Северной столицы.

Справочно:

Родоначальники российской ветви рода Штиглиц приехали в Россию из Германии на рубеже XVIIIXIX веков. Самый знаменитый из них — Людвиг, «за оказанные услуги и усердие к распространению торговли» возведенный в потомственное баронское достоинство. Не меньший след в истории оставил и его сын Александр Людвигович. Отец и сын Штиглицы — российские финансисты, предприниматели и меценаты, основатели первых фабрик и железных дорог. Центральное училище технического рисования с музеем в Санкт-Петербурге носят имя основателя барона А.Л. Штиглица.