Союз архитекторов России
В выставочных залах ММОМА — реализованные и ожидающие своего воплощения архитектурные проекты, уникальные объекты транспортной инфраструктуры: мосты, тоннели, линии столичного метрополитена с художественно оформленными станциями. Второй этаж занят живописными работами и скульптурами. Много портретов друзей и знакомых автора: известных архитекторов, деятелей культуры и науки. Натюрморты в обратной перспективе, иконописные композиции. В зале «18+» — обнаженная натура.
Впервые на выставке представлены скульптуры, созданные не из привычных мрамора, глины или металла, а из «подручных» и «подножных» материалов. Черепа животных, болты, косы, даже слепки челюсти — в руках мастера все стало основой для творчества.
Накануне юбилея и открытия выставки «Стройгазета» встретилась с Николаем ШУМАКОВЫМ, чтобы поздравить с юбилеем и поговорить о его дальнейших рабочих и творческих планах.
Николай Иванович, расскажите о выставке, что в ней для вас самое главное?
Все главное, поскольку собирал я ее долго и очень тщательно. На выставке представлены большие портреты близких людей — не просто знакомых, а именно близких мне по духу, по отношению к делу, по восприятию мира. Поэтому портреты такие убедительные, хотя, наверное, еще и потому, что я все-таки неплохой живописец и портретист.
Может быть, даже очень неплохой, если отбросить ложную скромность. Есть целая серия полотен с обнаженной натурой, в основном женской. Это суть нашей жизни: естественные образы в естественной обстановке; они все у меня красавицы, потому что женщина и красота — понятия родственные и взаимодополняющие.
Особенно дорогой для меня экспонат — скульптура или арт-объект, как вам больше нравится — «Корабль «польза, прочность, красота». Это корыто, которое живет в нашем доме с моего рождения. К этому арт-объекту я написал целый текст: «Много лет назад в городе Коркино Челябинской области в этом корыте купали маленького мальчика... Ему было хорошо в той жизни, где все казалось ясным и не требовало заумных слов. Корыто было новое, блестящее, но и его коснулись перемены — впрочем, как и всего в этом мире. В корыте стали месить раствор, словно подталкивая мальчика к мысли о том, что есть такая профессия — архитектор, который нарисует карандашом дом, а потом придет строитель и будет этот дом строить, скрепляя кирпичи раствором, замешенным в старом корыте... Время шло, мальчик жил своей жизнью, корыто — своей. Этим мальчиком был я, а этому корыту 70 лет, и я снова вернулся к тому, с чего начал: сижу, изображаю архитектора и делаю вид, что все хорошо...»
И все же ваше основное занятие — архитектура. Она тоже представлена на выставке?
Конечно, она подана как архитектурная графика в отдельном зале. По высоте всей стены — изящные цветные чертежи на ткани: метро, мосты — то, чем я в основном занимаюсь и чем горжусь.
Сразу после окончания МАРХИ я пришел на работу в Институт «Метрогипротранс», проработал там 44 года. Два года назад перешел в Институт «Мосинжпроект» на ту же должность — главный архитектор. В наших планах разработка примерно 30 станций метро на разных линиях: Рублёво-Архангельской, Бирюлёвской, Троицкой — на каждой проектируется несколько станций. Плюс отдельные станции по всей Москве, например, новая «Гольяново», следующая после существующей «Щёлковской». Работы много, чему я очень рад. Идей тоже хватает: коллектив профессиональный, многие пришли со мной из «Метрогипротранса». Сейчас в «Мосинжпроекте» непосредственно метро занимаются 40 архитекторов, всего же в институте 1 600 сотрудников.
Можно ли выделить какие-то современные тенденции в архитектуре метрополитена? И как бы вы определили нынешний этап нашего метростроения?
Я бы сказал так: то, что сегодня мы наблюдаем в архитектуре метро, и есть самые современные тенденции и направления. К этому приложены немалые усилия всех специалистов — и мои в том числе. Нынешний этап нашего метростроения — это осмысленное изучение собственного исторического опыта создания метро и адаптация лучших его примеров к современным условиям.
У нас принято во всем винить власть, но у меня на это своя точка зрения. Власть — это грамотное управление процессом, и если процесс просчитан и разработан профессионалами, то власть, полагаясь на мнение специалистов, принимает верные решения. Что, собственно, и произошло в нашем метростроении, когда с приходом нового мэра в Москве была развернута гигантская программа по развитию метрополитена. Тогда Сергей Собянин, да и все мы, кто был подключен к этой теме, заговорили о типовых станциях. Мы эту программу готовили, я представлял ее и в Департаменте строительства, и на работавшем тогда еще Общественном совете по архитектуре. В этой программе присутствовали основные типы конструкций мелкого и глубокого заложения. В каждой из станций, которые пришли к нам из 60-70-х годов прошлого века, были крупицы индивидуального, но все равно они оставались типовыми, выглядели безликими и невыразительными. Мы с коллегами понимали: идти по этому пути — означает погубить все, что было сделано архитекторами, начинавшими историю отечественного метро. И тогда мы обратились к Сергею Собянину, доказательно изложив суть вопроса, и постарались убедить его в том, что типовое метростроение перечеркнет традиции Московского метрополитена, что нам следует вернуться к истокам — делать каждую станцию индивидуально, как это было в 30-е и 40-е годы XX века.
Помню, отправляли это обращение, не особо веря в успех, потому что программа типового метростроения уже была запущена. Но неожиданно получили от мэра самый положительный ответ на наш запрос и окончательное решение: все станции делаем индивидуально. Это и есть главная тенденция сегодняшнего метростроения — возвращение к красоте и самобытности каждой станции. Хорошо, когда есть взаимопонимание, еще лучше и продуктивнее, когда на это выделяются средства: они нужны и на решение технологических задач, и на эстетику подземных сооружений.
Отделка станции — как раз то, что видят люди, спускаясь в метро, от чего зависит общее впечатление от метрополитена. Если говорить о затратах на отделку, то они составляют 2-4% от общей стоимости метростроения, то есть даже если мы будем отделывать станцию сверхдорогими материалами, этот процент не изменится. Поэтому делаем всегда хорошо — как говорят в народе, «дорого и богато».
Какие современные материалы и технологии используются при строительстве метро и как они влияют на качество и скорость выполнения работ?
Безусловно, новые технологии способствуют таким высоким темпам строительства, о которых мы раньше и не мечтали. У меня были объекты, работа на которых тянулась по 18-20 лет, — «Сретенский бульвар», второй выход на станции «Маяковская». Сегодня мы укладываемся в пять лет по станции любой сложности, то есть сокращение сроков в 3-4 раза. И, конечно, новые технологии нужны на всех видах работ, чтобы отделка не отставала от строительства. Мы перешли на крупноформатные изделия и сухое крепление, все делаем без заливки раствором, ставим на металлический каркас. Это позволяет сократить сроки примерно в 10, а то и в 20 раз. При этом качество работ невероятно высокое, потому что можно во всех плоскостях добиваться миллиметровой точности сборки.
Хороший пример — станция «Яхромская». На одной из путевых стен станции — 163 х 5 метров — историческое панно, посвященное празднованию 800-летия Москвы в 1947 году. Над ним мы работали со скульптором Александром Рукавишниковым. Все части были сделаны на заводе, монтаж прошел за неделю. Всю стену собрали максимум за 10 дней! Таких сроков раньше не было. А качество при этом — высочайшее.
Для архитектурной отделки мы сейчас в основном используем сотовый алюминий. Лицевая поверхность может быть разной: или стекло, как на станции «Электрозаводская», или крашеный лист алюминия, как на «Яхромской». Размер листа также подбирается в зависимости от проектных решений и предпочтений архитектора. Для меня идеальные параметры — 3 х 1 метр.
Добавим сюда новые источники света, с которыми проектировать подземное пространство — одно удовольствие: они долговечные, яркие, можно создать любую палитру оттенков — от теплого до самого холодного. И вся работа — сплошная радость.
Кроме ваших обязанностей на посту главного архитектора «Мосинжпроекта», вы уже много лет возглавляете Союз архитекторов России, знаете, чем живет профессиональное сообщество. Как изменилась архитектура за последние годы?
Этот вопрос всегда на повестке дня нашего Союза. Невозможно считать себя профессионалом, не зная того, что происходит в регионах, где есть прекрасные архитектурные школы и традиции. В 2022 году, к 90-летию Союза архитекторов, мы выпустили многостраничное издание, где собраны работы наиболее ярких современных зодчих. Если ориентироваться на эту книгу, можно сказать, что качество архитектуры у нас на высоком уровне. Однако большинство примеров предоставили Москва, Санкт-Петербург, Самара, Нижний Новгород, не очень дальняя периферия — города с традиционно сильными архитектурными школами. Конечно, хотелось бы видеть подобные объекты во всех городах, но будем реалистами: все равно в основном там массовая жилая застройка, которая несет на себе печать многострадальной, достаточно убогой архитектуры хрущевских пятиэтажек. Просто дома «подросли», фасады стали ярче, а суть жилья осталась прежней. Но, если говорить об исключительно знаковой, авторской архитектуре, то она появилась в довольно большом количестве. Весь вопрос в том, с чем сравнивать, с каким периодом развития зодчества; если по нашей привычке — с «показателями» 1913 года, то сомнений нет: у нас блестящая архитектура.
С вашей точки зрения, чего не хватает сегодняшней архитектуре?
Это глобальный вопрос, которому можно посвятить не то что отдельное интервью или всю «Стройгазету», а и целый журнал. Не хватает многого. В первую очередь — образования, и не только архитектурного, а любого, начиная с дошкольного. На всю огромную Россию, на 140 миллионов человек, всего-навсего один полноценный архитектурный вуз — МАРХИ. Раньше были архитектурные институты в Свердловске, Хабаровске — сейчас они слились со строительными вузами и стали в лучшем случае факультетами или кафедрами. Квалифицированных архитекторов у нас выпускается катастрофически мало — в 7-10 раз меньше, чем в Европе и Америке. Это ужасная цифра, архитекторов не хватает, а те, что есть, не удовлетворяют современным запросам. Выходит, не нужна сегодня обществу хорошая архитектура, а нужно быстрое строительство без какой-либо архитектуры вообще, архитекторы же только мешают ускорению рабочего процесса.
Помимо недостатков в образовании есть и другая серьезная проблема. Во многих городах и областях практически отсутствует такая важная фигура, как главный архитектор, а если номинально он есть, то образование у него, чаще всего, непрофильное, и эта тенденция с годами усиливается. Сегодня главный архитектор подчиняется губернатору области или мэру города. Не секрет, что, выбирая между профессионалом или просто «удобным» в команде чиновником, выбор порой делается не в пользу первого. Это беда, с которой мы пока не очень справляемся. Так что вопрос: «что у нас с архитектурой?» — это только вершина айсберга, под которой скрывается комплекс глубинных проблем профессионального, экономического и геополитического характера. И решение этого вопроса кроется в законе об архитектуре, который должен, наконец, расставить профессиональные приоритеты. Но этого закона все еще нет…
Справочно:
Николай ШУМАКОВ — архитектор и художник, народный архитектор РФ, академик Российской академии художеств и Российской академии архитектуры и строительных наук, главный архитектор Института «Мосинжпроект», президент Союза архитекторов России и Союза московских архитекторов, член Совета по культуре и искусству при президенте РФ. Автор проектов более 50 станций Московского метрополитена, аэровокзального комплекса «Внуково», крупнейшего в Европе вантового моста (Живописный мост) в Москве.
Номер публикации: №13 05.04.2024